Ковш, О.А. Реплики-повторы с семантикой недоверия в болгарском языке / О.А. Ковш // Южнославянские языки в их истории и современном состоянии: сб. науч. ст. / Белорус. гос. ун-т; под ред. Б.Ю. Нормана, Н.В. Супрунчука; предисл. Б.Ю. Нормана. – Минск, 2007. – С. 68–80.
Реплики-повторы давно стали предметом внимания лингвистов (И. Ангелова 1990; Н.Д. Арутюнова 1970; В.Д. Девкин 1975; Й. Пенчев и Д. Милиева 1990; И. Савова 1982, 1982а; Н.Ю. Шведова 1956 и др.). Первые работы по повторам рассматривали преимущественно структурное оформление таких реплик, в результате чего функциональные аспекты повторов в речи остались в стороне. Авторы лишь вскользь упоминали об иллокутивном потенциале реплик-повторов — актуализации комплекса модально-экспрессивных реакций (заинтересованности, любопытства, удивления, недоумения, несогласия, отказа, недоверия, возмущения, насмешки, иронии и др.), подчеркивали бóльшую вероятность оппозитивной направленности коммуникативной цели говорящего по отношению к тому, о чем сообщается в первой реплике. При этом среди основных характеристик реплик-повторов авторы упоминали их высокую частотность в разговорной речи, анафоричность, экспрессивность, эмоциональность, структурную редуцированность, двойную направленность и «экономность». Только в последнее время лингвисты начали активно исследовать прагматический аспект реплик-повторов в диалоге: более детально разрабатывать их частные значения (И.А. Постоенко 2003; Т.М. Свиридова 1996 и др.), изучать взаимодействие личных сфер в повторе — «своего» и «чужого» (Н.Д. Арутюнова 1999 и др.) и т.д.
Цель нашей работы — исследовать реплики–реакции с повтором в болгарском языке, использование которых маркирует недоверчивое отношение говорящего к содержанию информации, передаваемой ему речевым партнером.
– Аз бях дете тогаз, ама го видях: черно едно дърво, като кюмюр. Помага за всичко.
– Помага, вятър!
– Е и ти, Миале. Откога стана такъв протестантин! (Й. Йовков. Другоселец).
Опорной дефиницией для нас служит определение, предложенное Н.Ю. Шведовой: «Повтор — это построенная по правилам разговорной речи вторая реплика, выражающая экспрессивно окрашенную реакцию на сказанное, имеющая в качестве своей структурной основы те или иные элементы словесного состава первой реплики и подчиняющаяся ей по форме» (Шведова 1956, с. 69). Существенно, что повторы представляют собой стандартизированную реакцию говорящего на высказывание собеседника, т.е. они не создаются каждый раз заново, а при необходимости воспроизводятся им в речи; при этом они функционируют не хаотично, а в строгой системе (Савова 1982а, с. 152).
Важнейшим средством выражения реплик-повторов в речи служит интонация. Но так как для иллюстрации мы используем фрагменты диалогов из художественной литературы, то можем пока представить лишь самую общую просодическую картину недоверия в репликах-повторах. Так, М. Врина, исследуя повторы с частицей ами, отмечает понижение тона при выражении сомнения, однако подчеркивает, что он выше, чем при выражении несогласия (Врина 1999, с. 112). Использование более низкого регистра, интенсивность или ускорение темпа говорения характерно для диалогических повторов, выражающих неодобрение (Пенчев, Милева 1990, с. 61).
Реплики-повторы, детерминированные отношением недоверия, мы разделяем на эхо-реплики, реплики с лексическим повтором и реплики с повтором-имитативом. Их основная коммуникативная задача связана с выражением диалогической модальности — системы отношений между участниками общения, между участниками и темой диалога, между участниками, референциальным соотношением утверждаемого в высказываниях и действительностью, отношением участников к самому себе (Сухих, Зеленская, с. 34, 42).
Эхо-реплики представляют собой повторение инициальной реплики без дополнительных лексических элементов.
– Но не падайте духом! Скоро ще се видим…
…Селяните тъжно поклащаха глави. «Скоро ще се видим…» Не, те бяха недоверчиви: паднеш ли веднъж в ръцете на полицията, трудно се връщаш назад (Ив. Хаджимарчев. Овчарчето Калитко).
К данному типу мы относим и контекстуально обоснованное изменение некоторых грамматических значений – например, лица, времени глагола и др.:
– А-а, недей така! Зарекъл съм се да не посягам вече на чуждо.
– Зарекъл си се! Хитрецо! Да не ти знам пътищата! (И. Волен; цит. по: Савова, с. 96).
Отдельно стоит остановиться на вопросительных эхо-репликах, поскольку они представляют разветвленную систему структурных типов реплик в болгарском языке. В работах других авторов вопросительные реплики-реакции анализируются как цитатные вопросы (Н.Д. Арутюнова 1999), эмоциональные переспросы (И.П. Гаврилова 1989), вопросы для восстановления общения (М. Ников 1978) и др.
Самым простым типом вопросительных эхо-реплик в болгарском языке является ли-вопрос, семантическую основу которого составляет интерес, любопытство к истинности передаваемой информации.
Калев. Това е медицински експеримент.
Шефа. Експеримент ли? Хайде бе, на мене ли тия…(Г. Михалаков. Игра на просяци).
Модальный тип вопроса-реакции с участием частицы ли следует отличать от нейтрального общего вопроса, который в болгарском языке оформляется при обязательном участии данной частицы. Мы видим несколько оснований такой дифференциации — необходимость ответа (нейтральный вопрос) или его необязательность (модальный вопрос); полнота синтаксической структуры (нейтральный вопрос) или ее эллиптичность (модальный вопрос); необязательность комментирующих реплик (нейтральный вопрос) или их необходимость (модальный вопрос) и др.
– Долу при реката бях, господин инженер. При Марица бях. Кръв ми потече от носа, та ходих да се измия.
– Кръв ли? Значи, от сутринта, когато минах оттук, досега все кръвта ти течеше, а? А бе аз се чудех досега защо в песента е казано «Шуми Марица окървавена» и не можех да разбера. Сега ми е ясно. Щом има такива носове като твоя — ясно ми е вече и разбрано (Чудомир. Разписанието).
Распространение вопросительной ответной реакции возможно не только за счет ассертивных высказываний, но и уточняющих вопросов. Последние следуют за эмоциональным переспросом и свидетельствуют о попытке говорящего реконструировать событие, о котором идет речь.
Шатев. (грабва вестника). Кой? Кой е написал всичко това? Кой е бил предателят?
Гарванов. И аз това питам.
Орце. Питаш? А може би знаеш? (Г. Данаилов. Солунските съзаклятници).
Для такого типа реплик, в которых «единая по смыслу фраза распадается на несколько речевых отрезков, каждый из которых произносится с интонацией независимого предложения», лингвисты вводят понятие редуплицированного переспроса (Гаврилова 1989, с. 31).
– Разправят, че още на другия ден след сватбата бил ударил плесник на Мими.
– Плесник ли? Истински? (Е. Манов. Младоженецът).
Отсутствие частицы ли в вопросе не характерно для болгарского языка. Функционирование таких повторов в речи мгновенно указывает на наличие модальной реакции, создаваемой интонационными средствами.
– Първият признак за безредие и опасност на звездолета се появи още преди да напуснем пределите на нашата планетна система. И то в образа на един щиглец.
– На един щиглец? — възкликна председателят.
– Да, на един истински, жив щиглец —- рече някак обиден Командира, сякаш му бе гласувано недоверие (Е. Манов. Трогателна екзекуция).
Еще одним типом вопросительных эхо-реплик является как-вопрос, который может быть осложнен частицей така.
– Зарзавато свърши – отсича дюканджията. – Утре пак!
– Как свърши? Криеш зарзавата, спекулантин такъв! Частник!…(Р. Ралин. Стига фашистки прояви).
Иван. Какво да го правят?
Кантов (гадно). Да го пробиват.
Иван (недоверчиво). Е как така да го пробиват?! (Хр. Карастаянов. Снесени от вихъра или Не пожелавай лъжата на ближния си).
Реплики с лексическим повтором состоят из двух компонентов — однократно или многократно повторяемого фрагмента исходной реплики и дополнительного лексического элемента. Повтор в данном случае указывает на возможный иллокутивный потенциал реагирующей реплики, т.е. является первичным маркером модальной реакции, в то время как дополнительные элементы способствуют раскрытию иллокутивного смысла высказывания. Семантика этих элементов — отрицание сказанного, несогласие, указание на невозможность осуществления действия.
В качестве дополнительных элементов в репликах с лексическим повтором используются: 1) междометия а, аха, хм; 2) экспрессивные частицы ами; да, да; уж; чак пък (ти пък, сега пък); 3) некоторые существительные и прилагательные — вятър, дръжки, грънци, таратанци, домани (редко), чешалки (диал.); хубав, -а,-о,-и; сочетания баба си, майка си; 4) фразеологические единицы (ФЕ) со значением «никогда» — а) оформленные по модели придаточных обстоятельственных предложений времени, вводимых относительным местоименным наречием когато/ кога; б) построенные по модели «предлог на + существительное или сочетание слов»; другие сочетания и фразеологизмы (друг път, на баба ти франзелника, какво разпряваш, объркáл си се). В реплике-повторе они могут занимать как постпозитивную позицию, так и функционировать препозитивно.
– Дунава прилича малко на нея, но къде-къде е Мисисипи! Като малък често съм я преплувал, да-а!
– Преплувал си ти баба си! — промърмори трети дегенерат, гледайки съучастнически другите си събратя. — Абе, Теди, ти Лома не можеш да преплуваш, да не говорим за Дунава (Е. Андреев.Завръщането на Теди Браун).
В группе реплик с лексическим повтором мы также рассматриваем повторы, которые представляют собой дублирование предикативной части первой реплики, распространяемой лексемой, отличной от исходной, как правило, со сниженной коннотацией, обидной для собеседника.
Иван. Ще снимам филм.
Кантов. Ша снимаш на майка си ай… — да не казвам кво.
Иван. Ти май не вярваш.
Кантов. А, що да не вярвам! Тя дивотията не ходи по гората… (Хр. Карастоянов. Снесени от вихъра или Не пожелавай лъжата на ближния си).
Мы уже отмечали, что при реагировании репликой-повтором (эхо-репликой и репликой с лексическим повтором) говорящий может сохранить исходную форму реплики-источника или ее модифицировать. Важно обратить внимание на то, что в реплике с лексическим повтором достаточно повторения корневой морфемы — все остальное может быть изменено.
Грамматические изменения состоят в элиминации артикля имен существительных, изменении времени, лица и наклонения глагола, а также числа имен существительных. Лексические трансформации касаются главным образом замены ключевых слов реплики-источника синонимическими конструкциями; кроме этого, возможно изменение их словообразовательной структуры.
Хесус. Много добре знаеш кой съм. Марта, чуй ме. Много пъти съм идвал в България. Влюбен съм във вашата кухня, природа, история, (Марта му хвърля поглед изразяващ досада и насмешка), повярвай ми. Разказвал съм за вашата страна на приятелите си у дома и ето, така се появи един човек, който е виждал този кръст на изложба организирана по повод годишнина от създаването на Българската държава преди години в Лондон. Дойдох тук за него и срещнах теб. Този път мисля, че се влюбих в теб.
Марта. Влюбен в страната, влюбен в мен, много си влюбчив! (Б. Дукова. Това не е по моята част).
Вопрос о сохранении либо элиминации артиклевых форм в репликах-повторах уже становился предметом внимания лингвистов. Например, А.А. Поветкина утверждает, что опущение артикля в немецком языке при повторах свидетельствует о сосредоточении говорящего на смысловом аспекте высказывания, его повышенной эмоциональной реакции, а его сохранение — о желании говорящего выиграть время для обдумывания дальнейшей беседы (Поветкина 1987, с. 90). Мы, в свою очередь, считаем, что причина такой трансформации заключается в том, что ответная реплика, в отличие от инициальной, референтно не обусловлена и, соответственно, стремится к своей исходной, основной форме.
– Ух, умряла съм си — чумосва го леля Минка. — Заритала съм за тебе, ами ми домиля за градинката, за саксиите, за пиленцата.
– Уж де! Уж саксии, уж пилета, а тя не могла да мигне от мисъл по мене (Чудомир. Неопечената баница).
Естественным представляется изменение 1-го и 2-го лица глагола в соответствии со значением лица говорящего; это же касается личных местоимений 1-го и 2-го лица и притяжательных местоимений.
Дара. Търсих те с поглед, не те видях, помислих…
Ани. Търсила си ме с поглед! Като се има предвид твоето късогледство! (Т. Димова. Любовници).
Существенным при формировании реплик-повторов является изменение времени глагола исходной реплики. При выражении недоверия нами отмечено два вида трансформаций: вместо формы настоящего времени появляется форма будущего времени; вместо аориста — перфект.
Использование будущего времени в реплике-повторе свидетельствует, как правило, о его модальном употреблении, которое, по словам С. Георгиева, сильнее его темпорального функционирования (Георгиев 2000, с. 43). В данном случае авторы говорят об особой экспрессии реплик с повтором — риторическом возмущении или протесте (М. Иванова 1997/1998, с. 12), которые нередко оформляют и детерминируют выражение недоверия в речи.
Квасников. … А каква е тая служба толкова бърза?
Какавидов. Бърза, бърза… Отговорен редактор на «Държавен вестник».
Квасников. Ти ще си редактор! На свиня звънец. Можеш ли да пишеш? Ще изтърсиш пак някои «пирати» и ще те изгонят (И. Вазов. Службогонци).
Основанием для замены аориста в исходной реплике перфектом в повторе служит разница в значениях данных глагольных форм: «Прошедшее неопределенное время выражает действие как готовый факт, совершенный в прошедшем, но актуальный и в момент высказывания, в отличие от прошедшего совершенного времени, выражающего действие как процесс в прошедшем, без связи его с настоящим» (Андрейчин 1949, с.174).
– Снощи се скараха и Петър го изблъска от стаята си.
– Е, чак пък да го е изблъскал.
При выражении недоверия данная трансформация, на наш взгляд, закономерна, поскольку: 1) основанием для недоверчивого отношения нередко служит результат или факты, наличные на момент говорения, которые, согласно говорящему, противоречат реальному положению вещей; 2) именно перфектная форма глагола позволяет участнику коммуникации подчеркнуть реальный или вымышленный результат действий собеседника или лиц, о которых идет речь в диалоге; 3) при этом говорящий может быть как свидетелем происходящего, так и отсутствовать при совершении действий, о которых сообщается в диалоге.
Обобщение и умозаключение, свойственные для значения перфекта, в репликах-повторах нередко передаются с помощью вводного уточняющего компонента значи или просторечного варианта демек, занимающих постпозитивную позицию в реагирующей реплике:
Серафим. …Някой го беше подхвърлил в чакалнята…
Пламенчо. Подхвърлил, значи? Ей така — хоп и ти го намираш съвсееем случайно! Я не ме прави на луд, ами си признай! (Е. Андреев. Да убиеш премиер).
– Аз ще занеса тия пари в Цариград! Ще ида в Цариград, пък ще видим какво ще стане.
– Аха — смигна Аврам Немтур, та всички да го видят, — ще отидеш, ти, демек… Не е лошо да се поразходи човек до Цариград (Д. Талев. Железният светилник).
Изменение наклонения глагола исходной реплики (изъявительное меняется на пересказывательное) позволяет говорить об особом способе реплицирования в болгарском языке — повторе с участием форм простого или усиленного пересказывания. В болгарской лингвистической литературе для обозначения формы простого пересказывания нередко используется термин «ренарратив», для формы усиленного пересказывания — «дубитатив» (см., например, К. Алексова 2003; Р. Ницолова 2006 и др.).
–Това са ти дали, защото никога не питаш.
–Не е вярно, питах.
–Питал си — друг път! Малко те е грижа, нали е моето списание (Е. Алексиева. Април).
Ренарративные формы 1 и 2 лица совпадают с формами перфекта; лишь в 3-ем лице существует их формальное отличие – опущение вспомогательного глагола съм в ренарративе. Такое положение дел ставит перед исследователями ряд вопросов — как различить перфектные и ренарративные формы 1-го и 2-го лица в репликах-повторах, возможно ли использование формы ренарратива 3-го лица при цитировании слов собеседника и др.
По нашим наблюдениям, существует важное отличие ренарратива от перфекта 2-го лица при их функционировании в репликах-повторах — эмфаза, создаваемая восклицательной интонацией и инверсией. Важно также учесть, что ренарративные формы, в отличие от перфекта, служат для передачи ряда смысловых коммуникативных оттенков — возмущения, негодования, недоверия, насмешки, издевки и др.
– Никъде няма части – отговори тихо мъжът, който ровичкаше нещо с отвертката по вратата на кабината. – Навсякъде търсихме и то времето…
– Лъжеш! Нищо не сте търсили. Тия ги разправяй на оная ми работа (К. Цанева. Стачка).
Так, в приведенном диалогическом фрагменте ответная реплика представлена перфектной формой глагола, о чем свидетельствует прямой порядок слов и утвердительная интонация; кроме этого, здесь упоминается объект действия (нищо), который, как правило, отсутствует в формах ренарратива. Соответствующая форма пересказывания в данном случае выглядела бы как «Търсили сте <вие>!»
Согласно Р. Ницоловой, «..в художественной литературе (и в разговорной речи) 88% ренарративных форм — это формы 3 л., что связано с тем, что говорящий обычно воспроизводит в общении с адресатом информацию, полученную от третьего лица, не о себе и не об адресате, а о ком-то или о чем-то другом» (Ницолова 2006, с. 36). Но ренарративные формы 3-го лица нередко используются и для передачи информации о говорящем или его собеседнике. В этом случае речь идет о транспозиции формы лица и желании говорящего перестроить коммуникативное пространство, устранив из него собеседника.
–Забравих — ухили се той.
– Тъй ли? Забравил! Уредих ви визи, дадох ви информация за Швейцария, доведох ви тук и какво получавам за благодарност? Забравяш да помогнеш на жена ми, когато най-много има нужда! Това се казва наглост! (С. Кисьов. Никъде нищо).
Повтор с усиленной пересказывательной формой отличается от повтора с простой формой пересказывания включением в свой состав дополнительного компонента — причастия бил, что позволяет говорящему более категорично выразить недоверие собеседнику, усомниться в его словах.
Ирини. Защо съм се заблуждавала толкова дълго, че си различна!
Дара започва да се смее.
Дара. Колко истерично! Като че ли си ми любовница! Заблуждавала си се била, че съм била различна! (Т. Димова. Любовници).
Помимо пересказывательных форм, говорящий для эксплицитного подчеркивания источника информации и сомнительного отношения к ней использует в репликах-повторах конструкции с участием глагола казвам в форме 2-го лица в постпозитивной позиции:
Хесус. Та това не са наркотици, нито фалшиви пари, нито гадни оръжия, това е само, само красота. Ще я има който най-добре я оцени, който плати най-добра цена.
Марта. Красота, казваш. Сега обаче ще се обадя на полицията да дойде да си прибере тая красота, да те прибере и теб заедно с нея (Б. Дукова.Това не е по моята част).
Как можно заметить, при реплицировании происходит комплексное изменение структуры исходной реплики. Это демонстрирует следующий пример, основу которого составляет сочетание имени существительного исходной реплики и прилагательного хубав в препозиции. Н.Ю. Шведова (1956) и И. Савова (1982) относят данные конструкции к группе повторов с формами согласуемых слов, указывая на то, что «оформляя вторую реплику, эти слова утрачивают или ослабляют свои категориальные и лексические значения и сближаются с частицами и модальными словами» (Шведова 1956, с. 76).
– Къде ходиш до това време бре!…
– Ама аз таквоз… сметките, баланса привършвах, знаеш… в канцеларията бях…
– Хубави баланси, много хубави, виждам аз как си балансирал. Че кой мъж като тебе кисне из механите до четири часа бре, пияницо! Кажи де! И коя жена като кукувица сама чака до съмнало, а?
– Грешка бе, жена, грешка има. Часовникът в канцеларията нямаше дванайсет още. Преди малко го гледах.
– Гледал си го, кой знае какво си гледал. Чунким си виждаш носа, че часовник ще видиш. Лъжеш! Лъжеш! Умори ме ти мене, изяде ме! Боже, Боже, защо ме не прибереш! (Чудомир. Часовникът).
Как следует из примера, говорящий, желая уточнить характер своего отношения, использует в качестве опорного для ответной реакции существительное баланс из предыдущей реплики собеседника: переводит его в форму множественного числа (хубави баланси), усиливая таким образом свое недовольство партнером и его действиями; образует от него перфектную форму глагола (балансирал си), акцентируя внимание на результате действия, которое осуществлялось вне его участия. В последующих репликах говорящий подчеркивает свое недоверчивое отношение к партнеру, используя конструкцию кой знае какво, основное значение которой — удивление, отрицание возможности существования чего-либо в определенной степени.
В целом структурные изменения в реплике-повторе (эхо-реплике и реплике с лексическим повтором) мы объясняем различной обусловленностью инициальной и ответной реплик в диалоге. Первая реплика обусловлена ситуацией объективной действительности, вторая — исходной репликой, в результате чего реплика-реакция приобретает метаязыковое значение и изменяет первоначальную структуру: исчезает (нередко) артикль, меняется (в сторону обобщения) число, меняется (в сторону «неочевидности») наклонение и время и т.д.
Отсутствие структурных модификаций и целостное воспроизведение исходной реплики (или ее части) при реплицировании свидетельствует об особом случае диалогической цитации — передразнивании, или повторах-имитативах.
Повторы-имитативы представляют собой способ речевого реагирования, который основан на комичном воспроизведении слов собеседника и ориентирован на выражение негативного или насмешливого отношения к речевому партнеру.
Такая реакция говорящего может быть направлена на высмеивание артикуляционных и поведенческих особенностей собеседника.
– Ще си н-н-н-носите к-к-к-куфарите.
– Никога няма да н-н-н-нося нищо мое, д-д-д-другарю — подигравателно го имитира Анастасия (К. Фалконър. Анастасия).
Достижение данной цели становится возможным благодаря сознательному преувеличению коммуникантом рече-поведенческих характеристик собеседника, проявляемых в процессе коммуникации.
Той тръгна напред, скръстил ръце зад гърба си. Анастасия започна да го имитира, преувеличавайки самоуверените му жестове, така че дори войниците изхихикаха (К. Фалконър. Анастасия).
В неискреннем дискурсе объектом такого способа реагирования становится коммуникативная позиция говорящего — неискренность, притворство, ложь, обман и т.п. При этом основным средством образования ответной реакции по-прежнему остаются фонационные и артикуляционные изменения в речи говорящего.
На основе собранного материала мы выделяем однократные и двойные, контактные и дистантные, диалогические и нарративные повторы-имитативы.
Однократные и двойные повторы отличаются по количеству презентаций в реагирующей реплике.
Иван. Да ми изсъхне ръката, ако…
Кантов. Стига с таз твойта ръка… «Да ми изсъхне ръката!», «Да ми изсъхне ръката!»… Той Карастоянов и той си така кълнеше, ма после си строши рамото, нали? (Хр. Карастоянов. Снесени от вихъра или Не пожелавай лъжата на ближния си).
По характеру расположенности инициальной и дублирующей реплик мы различаем контактные и дистантные повторы: контактный повтор следует непосредственно за первоначальной репликой; дистантный — воспроизводятся говорящим не сразу, а по прошествии некоторого времени.
Хесус. Вярваш ли ми?
Марта. Не зная, не зная. Сега имам нужда от това: (демонстративно вдига чашата към него и я изпива до дъно. Той прави същото)…
В нейно отсъствие той се изтяга на креслото и затваря очи, след секунди заспива Марта се връща, побутва го колкото да се увери, че е заспал.
Марта (имитира го). Вярваш ли ми? Как ли пък не (Б. Дукова. Това не е по моята част).
Особого внимания заслуживает последняя пара повторов — диалогические и нарративные, поскольку они демонстрируют не столько разную структурно-пространственную организацию ответных конструкций, сколько разные способы оперирования чужим словом.
Диалогический повтор представляет собой лаконичную ответную реакцию, основанную на цитировании слов собеседника, которая, как правило, ограничивается рамками одного речевого шага говорящего.
Гарванов. Представата на такива като тебе за народа е надменна, а за мене направо е обидна. Вие, госпожице, съгласна ли сте с това?…
Лелята. С този се оправихме. Сега с тебе имам една работа, Коста… (Към Радостина.) Донес пищова на чичо си, искам да го види бива ли го, или да го махам.
Радостина излиза.
Как мислиш, този даскал – «госпожице Радостина, госпожице Радостина» – да не би да й е хвърлил око нещо?
Коста. Глупости! Друг му е зорът на него… (Г. Данаилов. Солунските съзаклятници).
Нарративный повтор — это ответная реплика (или несколько реплик) говорящего, дистантно связанная с предшествующими репликами-стимулами собеседника и представленная несколькими коммуникативными ходами. Данный тип повтора воспроизводит наиболее репрезентативные с точки зрения иллокуции реплики собеседника и является своего рода пересказом речевой партии партнера от 1-го лица.
Русата. …Коя, според вас, е най-красивата страна?
Чарли. …Разбира се, Гърция! Моята родина! …Тя е най-гостоприемната, най-привлекателната страна на света! …Ще те поканя на гости във вилата ми на остров Крит! Двамата ще пием студено узо в маслинената горичка до пристанището! После ще се возим на яхтата ми в морето, ще стигнем до някое малко островче и ще плуваме само двамата като богове в бистрите води на заливите!
Русата. Всъщност с какво се занимавате?
Чарли. …Аз съм един от най-големите търговци на маслини в Гърция. Снабдявам Европа, Африка и Америка.
Русата. …Сигурно познавате толкова известни хора?…
Чарли. Всички в Холивуд купуват моите маслини… Познавам и Майкъл Джаксън.
Русата. И него ли?!
Чарли. Той много обича маслини…
Русата. Лъжец! Ти не си никакъв търговец на маслини. Да не мислиш, че съм глупава? Цяла вечер ти слушах сладките приказки! (Имитира го.) Гърция е най-красивата страна в света! Моята родина! Най-гостоприемната! Най-привлекателната! Аз съм най-големият търговец на маслини в Гърция! Снабдявам цяла Европа с маслини! Познавам Майкъл Джаксън! Той яде от моите маслини. Не те е срам!… (С. Кисьов. Гларуси).
Яркой особенностью данного типа повторов является парцелляционное речевое представление реплик-источников. Кроме этого, нарративные повторы нередко сопровождаются повторами с участием простых или усиленных форм пересказывания.
Чарли. Почакай! Почакай!
Русата. Няма да чакам! Омръзна ми да слушам лъжите ти. Щял си да ме поканиш на гости във вилата си? Щели сме да пием узо във вилата ти на остров Крит! Да се возим на яхтата ти и да плуваме край малките островчета, да ходим по таверни и да играем сиртаки! Цяла вечер ти вярвах. Даже едва не се съгласих да ти дойда на гости. Само като си помисля! Сигурно през цялото време тайно си се подигравал на доверчивостта ми! Как можа?! (С. Кисьов. Гларуси).
Имитативное воспроизведения чужих реплик характерно и для монолога, в котором говорящий реконструирует диалогическое взаимодействие двух речевых партнеров. При этом он предлагает наиболее характерный с его точки зрения вариант развития диалога, репрезентируя неискренность собеседников или его собственное лицемерие.
Тя. …А тия лицемерни разговори най не ги търпя: «Как си?», усмивка, «Много съм добре!», «А ти? Как е семейството?», «Благодаря, всичко е наред!», «Изобщо не си се променила!», «И ти!» Още по-широка усмивка. (Имитира с мимика и жест.) А скритичко се измерваме взаимно отгоре до долу… (Д. Колева. Визитка).
В отличие от рассмотренных выше повторов-имитативов, приведенный пример демонстрирует повторение реплик собеседника, образованных без участия словесных элементов первой реплики. В данном случае речь идет о воспроизведении (повторении) реплик не в момент разговора, а после его завершения и, как правило, при отсутствии собеседника.
Существенной чертой большинства проанализированных реплик-повторов (эхо-реплик, реплик с лексическим повтором, повторов-имитативов) является возможность их расширения за счет объяснительной или комментирующей части, посредством которой говорящий мотивирует и уточняет свое отрицательное отношение к излагаемой его партнером информации. В случае недоверия в этой функции, как показывают примеры, используется экспрессивная и оценочная лексика с отрицательным коннотативным элементом (лъжец, хитрец, спекулантин и др.), обвинительные формы (лъжеш и др.) безличные конструкции (не ми се вярва и др.), императивные формы (тия ги разправяй на оная ми работа, не ме прави на луд и др.), конструкции с отрицательными местоимениями (нищо подобно и др.) и т.п. Нередко в этой функции выступают невербальные средства (хвърля поглед изразяващ досада и насмешка, започва да се смее и др.).
Анализ реплик-повторов со значением недоверия в болгарском диалоге позволил выявить их три основные формы — эхо-реплики, реплики с лексическим повтором и повторы-имитативы. Их главная коммуникативная функция состоит в выражении диалогической модальности, основу которой в случае выражения недоверия составляет интерес, любопытство, отрицание, возмущение и несогласие.
Функционирование реплик-повторов в речи может включать в себя лексические и грамматические модификации (это характерно для эхо-реплик и реплик с лексическим повтором), допускать расширение за счет объяснительной или комментирующей части. Особенно следует отметить случаи изменения наклонения в реагирующей реплике, что свидетельствует о наличии в болгарском языке особого типа реплицирования — повтора с участием простых или усиленных форм пересказывания. Среди повторов с сохраненной исходной структурой (повторов-имитативов) наибольший интерес представляют нарративные реплики-повторы, а также повторы, функционирующие в монологической речи говорящего.
Литература
Алексова К. Адмиративът в съвременния български език. — София: Сема РШ, 2003. — 216с.
Ангелова И. За повторението като особеност на разговорна реч // Сьпоставително езикознание. — С., 1990. — Год. XV, N 2. — С. 49-55.
Андрейчин Л. Грамматика болгарского языка. — М.: Иностранная литература, 1949. — 496 с.
Арутюнова Н.Д. Некоторые типы диалогических реакций и «почему»-реплики в русском языке // НДШВ. Филологические науки. 1970. № 3. — С. 44-58.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. —2-е изд., испр. — М.: Языки русской культуры, 1999. — 895с.
Врина М. Експресивните частици в българския език. — Велико Търново, 1999. — 206 с.
Гаврилова И.П. Семантика переспроса в тексте французской диалогической речи // Сб. науч. тр. / Моск. гос. ин-т иностр. яз. им. Мориса Тореза. — М., 1989. — Вып. 340. — С. 18-39.
Георгиев С. Бъдеще време //Енциклопедия на съвременния български език. — Велико Търново: ИПК «Свети Евтимий Патриарх Търновски», 2000. — С. 42 -43.
Девкин В.Д. Предложение-эхо в немецкой диалогической речи // Вопросы немецкой филологии. — М., 1975. — С. 153 -163.
Иванова М. Начини на изразяване на бъдещност в българския език и проблеми на превода от полски на български // Бьлгарски език — Год. XХХХVII, кн. 3, 1997/1998. — С. 10-28.
Ников М. Наблюдения върху въпросите за възстановяване на общуването (във френския и български език) // Съпоставително езикознание. — С., 1978. — Год.III, N 2. — С. 37-51.
Ницолова Р. Взаимодействие эвиденциальности и адмиративности с категориями времени и лица глагола в болгарском языке // Вопросы языкознания. — № 4, 2006. — С. 27-45.
Пенчев Й., Милиева Д. Форми на диалози с повторения и тяхната интонация // Бьлгарски език. — Год. XXXX, кн. 1,1990. — С. 57-61.
Поветкина А.А. Аналитичность слов-повторов в немецкой диалогической речи // Вопросы функциональной лексикологии. — М., 1987. — С. 86–94.
Постоенко И.А. Повтор как экспрессивное средство выражения несогласия / отказа в американской речевой культуре // Язык как структура и социальная практика. — Хабаровск, 2003. — Вып. 4. — С. 83-89.
Савова И. Реплики със съгласуващи се думи в диалогичната реч // Език и литература. — № 3, 1982. — С. 96-104.
Савова И. Характеристика на репликите-повтори в диалогичната реч // Български език — Год. XXXII, кн.2, 1982а. — С. — 149-156.
Свиридова Т.М. Повтор как средство выражения согласия — несогласия в составе диалогических единиц // Семантика слова в контексте высказывания. — М., 1996. — С. 45-50.
Сухих С.А., Зеленская В.В. Прагмалингвистическое моделирование коммуникативного процесса: Кубан. гос. ун-т. Краснодар, 1998. — 160 с.
Шведова Н.Ю. К изучению русской диалогической речи: Реплики-повторы // Вопросы языкознания. —№ 2, 1956. — С. 67-82.